Мой сайт

КОГДА ЖЕСТОКИЕ КОГТИ СУДЬБЫ БЕЗЖАЛОСТНО ВОНЗЯТСЯ В ТЕЛО СПЯЩЕГО ХИЩНОГО ЗВЕРЯ, ТО ОНИ МОГУТ И ПРОБУДИТЬ ЕГО СОН В БЕЗЗАБОТНОМ БЫТИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Кто бы ни пытался разложить события жизни по полкам, никому ничего хорошего из этого не получить. Жизнь полна чудес, словно появившихся из сказки, и сколько бы ни пытаться закрыть глаза на них или просто отвернуться, они всё равно неминуемо проскользнут к нам.

Личная сказка каждого человека может быть печальной и радостной, страшной и весёлой. Краски жизненного букета цветов полны своим разнообразием. Если же, как зачастую случается, они наполнены только одним цветом, то даже если это будет и розовый цвет, он всё равно не затмит серости бытия.

Страшное и красивое, жестокое и весёлое, всё смешивается, иначе это не было бы жизнью. Причём всегда бывает трудно ответить и на вопрос, где правда, а где вымысел. Этот вопрос сложен не только в фантазии описания различных событий, но даже в простой жизненной суете.

Сама жизненная сила может теплиться не только в бренном человеческом теле. Её энергия обхватывает всё окружающее нас, и не только в жизни на Земле.

Энергия является одним из главнейших признаков жизни. Без неё это будет уже не жизнь. Только далеко не вся существующая и даже уже известная науке энергия, ясна человечеству. Большую часть пространства занимает, уже открытая, «тёмная энергия». Тёмной её назвали учёные не потому, что это энергия «чёрных», зловещих сил. Просто её название связано с тем, что она понятна ещё меньше, чем тёмный лес. Хотя все современные исследователи, «тёмную энергию» всегда учитывают в математических расчётах образований галактик и других объектов вселенной. Без «тёмной энергии», появление и ускоряющееся движение звёзд, представлялось бы просто-напросто невозможным. Но во всех других проявлениях жизни, знания о существовании такой энергии мы не умеем применять. Что же можно сказать о вообще неизвестных ещё энергиях?

Ко всему прочему, если коснуться непостижимых явлений, то все современные представления ограничены величиной скорости света. Большая скорость науке неведома, и если что-то движется быстрее, то чтобы хотя бы приметить эти явления, применение научных знаний уже весьма затруднительно, на нашем уровне развития.

Сюжет этой книги протекает в жутком месте, где всё вокруг насыщено радиоактивностью. Мы же вовсе не можем утверждать, что даже сама атомная реакция не является образованием неведомой жизни. Её постоянные изменения, постепенное «умирание» и «рождение» нового, но основное, так это её огромнейшее влияние на окружение, которое оставляет в себе её часть, всё это весьма напоминает круговорот очень своеобразной жизни.

Как бы то ни было, никогда не надо отстранять нашу духовную жизнь от любых житейских событий. Кто же из людей может ответить, как и в чём сливаются понятия материальности и духовности. Людям трудно во всём разобраться. Святое Писание не ошибается в том, что только величайшая гордыня может заставить человека подумать, что он способен приравняться к Богам и решить, что он знает всё. Возможно, мы чрезмерно самоуверенно разделяем понятия материи и души. Может нужно больше присмотреться к их совместному существованию и влиянию одного на другое.

Всё же главное состоит в том, что никто не может, не то чтобы понять, а даже представить себе, субстанцию самой жизни.

Казалось бы, зачем было писать, перед тем как начать само повествование, столь хорошо известные науке истины и мои заумные рассуждения. Я только хотел немного разъяснить, что зачастую приходилось сглаживать и упрощать реальность, чтобы она не была столь фантастична. Поэтому мне остаётся только оставить за завесой мыслей каждого из читателей: что было взаправду; а что же надумано, но всё-таки возможно; и где просто вымысел.

Происшедшие события, описанные в книге, бывают и очень жестоки. Было бы хорошо, если бы чёрные и страшные цвета остались только в ней, а у нас светились одни лишь расцветки радости. Только, к сожалению, реальность бывает много ужасней, чем написало перо повествования. Хотя нужно всегда стараться увидеть проблески ублажающего света, даже под невыносимым грузом тяжести невзгод. Все великие дела творились с «огоньком в глазах» и грусти места не было, как бы трудно не было в то время.

ПРОЛОГ

События книги начались с обычных и простых людей, но, толчком ко всему дальнейшему послужили и великие события, затронувшие всю нашу Земную цивилизацию. Они не могли хотя бы сколько-нибудь не коснуться и всех других миров, при всеобъемлющей связи всего существующего.

26 апреля 1986 года поднялся в небо Чернобыльский пылающий смерч и пролетел над землёй Атомный тайфун. Невиданная доселе трагедия постигла человечество. Вырвавшийся из своей берлоги Ядерный Дракон, изрыгая радиоактивные брызги, повсюду оставлял свои смертоносные следы. До сих пор никто не знает последствия трёхкратного полёта вокруг земли ядерного змея и не ведает, что принесут ещё, прикосновения его языка до Земной природы. Какие ещё новые захваты может осуществить «оживший Атом»?

Книга не описывает героизм людей, вступивших в схватку с «живым Атомом», и не повествует о масштабах и последствиях аварии на Чернобыльской атомной станции. Но, началом всей истории является эпицентр трагедии, выпавшей на долю всего человечества, после ужасной Чернобыльской катастрофы. В этом ранее благоухающем, а ныне заброшенном крае, все жители окрестностей получили огромнейшую дозу радиоактивного облучения. Вся живая природа и неживые предметы вокруг были заражены. Сотни тысяч людей, правда, с запозданием, были вывезены в считанные часы, кинув всё нажитое за всю жизнь. Близкие люди не всегда могли найти друг друга, и пропажа людей была не редкостью. На Земной карте появилась новая Атомная страна, так называемая «зона» – обширнейшая огороженная, особо зараженная территория.

ГЛАВА 1

После аварии на Чернобыльской атомной станции, Димка, по прозвищу Гаврила, частенько пробирался в страну Атома, покинутую местными жителями. Гавриле никогда и в голову не приходило, как он растрачивает свою жизнь. Он просто жил, как умел и, как ему нравилось.

Гаврила был здоровенный двадцатипятилетний парень. Воспитывался он в благополучной семье, и родителям очень хотелось «сделать из него человека». Но Гаврила или Димусенька, как отец с матерью называли его, совершенно не понимал, что значит слово – надо и прекрасно знал слово – хочу. Учиться Гаврила не желал, да и устроиться на работу было не для него. Отец пытался его пристроить, где трудиться полегче, но удержаться там больше месяца Гавриле было не под силу. Пожить же Гаврила любил «красиво» и деньги были ему очень даже нужны. Не всегда удавалось выпросить их у родителей, считавших его ребёнком, несмотря на возраст и образ жизни. Изредка подворачивались случаи честно подзаработать, мастерить он умел. Частенько выручали друзья, такие же лодыри, как и он сам. Если ему удавалось заполучить деньги, он также растрачивал их с друзьями. Выпадало Гавриле и немного поворовать. Правда, по большей части, воровал он у своих родителей. Немало друзей Гаврилы злополучно сталкивались с милицией, бывали задержаны и, даже, осуждены. А тюрьмы Гаврила боялся, но выглядеть «крутым» ему очень нравилось.

Освобождение Атома и несчастья людей открыли Гавриле «золотое дно». Городок, где жил Гаврила, был невдалеке от «зоны». «Зона» была очень уж очень большой, так кто же уследит за не столь и сильно охраняемой оградой, окружавшей её?! Гаврила с друзьями не раз навещали захваченную Атомом территорию. Мародёрничали они там без зазрения совести и разносили атомную заразу по свету. Сбывали награбленное добро они быстро, в том им помогали местные знакомые спекулянты – так в те времена называли деловых людей по торговой части. Проматывали деньги они также быстро.

Проникли приятели в «зону» без приключений. Гаврила, имевший больше опыта похождений по атомной территории, решил зайти в «зону» дальше обычного. Углубились они уже достаточно далеко в лес, забредя в опаснейшие и страшнейшие места страны Атома. Даже сам Гаврила впервые оказался тут.

– Уныло как-то здесь. Помню, раньше эти места были благодатным краем для любителей природы, для охотников был рай, а река и озёра, так это - мечта рыбаков. Птички что ли могли бы поразвлечь?!

Тут, как бы услышав его, с небольшой полянки, как-то тяжело вспорхнула целая стайка птиц. Какие это были птицы, трудно было определить, но вид их был ужасен. Жуткие лишаи усеивали их тела и выглядели они, как ощипанные наполовину. Гаврила и Дуб, некоторое время, смотрели на них ошарашенным взглядом. Затем, ничего не сказав, но, затаив всё больше охватывающее их волнение, отправились дальше.

Прошли они не далеко, когда их испугала простая белка. Это была обычная белка, но вела себя как хищник. Казалось, она готова наброситься на людей. Она присела, сжавшись и ощетинившись. Затем медленно привстала и побрела к засохшему дереву. Туманным взглядом посмотрев по сторонам, неуклюже взобралась на него. Затем необычайно быстро, что было особенно удивительно после её неуклюжих движений, перескочила на другое дерево и скрылась в чаще.

– Видал, что творится? – выговорил Дуб.

Но Гаврила смотрел в другую сторону.

– Посмотри-ка вон туда, – сказал он, на что-то указывая рукой.

Дуб пригляделся, и ему показалось, что у дерева сидит волк.

– Волк, – проговорил он шёпотом, выкатив глаза из орбит.

– Нет не волк, – ответил Гаврила. – Собака. Смотри, странная она какая-то. Сидит тихо и смотрит, уж больно жалобно.

Гаврила направился к собаке. Дуб попытался его удержать. Но Гаврила вырвал руку, удерживаемую Дубом, и сказал:

– Не дрейфь, это же всего лишь собака.

Он подошёл к ней, но её вид ужаснул Гаврилу. Собака сидела, мелко дрожа. Всё её тело, как нити, обвивали тонкие кровавые струйки, сочащиеся из пор шкуры. Она смотрела на Гаврилу, точно просила о чём-то. Гаврила не выдержал. Он быстро развернулся и, стараясь не смотреть на собаку, окликнул Дуба и молча пошёл дальше.

Шли они угрюмо и «с тяжёлым камнем на сердце», все их чувства были наполнены грядущей неведомой бедой, которая, казалось, уже вкралась и в них самих. Они почти не разговаривали всё это время. Но всё же Гаврила старался ещё как-то показывать себя удальцом и знатоком «зоны», хотя и сам был уже не рад, зайдя так далеко. Наконец Дуб устало пролепетал:

– Слышь, Гаврила! Куда гонишь так шибко!? Дай хоть переварить глоточек воздуха.

Гаврила остановился. Повернулся, к несколько подотставшему Дубу и, смотря на него самодовольным взглядом своего превосходства, забыв страхи жуткого леса, нравоучительно предрёк:

– Будешь долго отдыхать тут, помахивая своими лопухастыми ушами, пропадёшь и никогда уж не увидишь этих своих локаторов.

Но Гаврила и сам уже изрядно устал. Он присел на поваленное дерево и с кривой улыбкой сказал:

– Ладно, будь по-твоему! Посидим, подышим здешней заразой.

Дуб, с видом запыхавшегося марафонца, опустился рядом на лежавшее дерево. Друзья некоторое время посидели молча, переводя дух от долгой ходьбы. Наконец Дуб, задумчиво посмотрев вокруг, спросил у Гаврилы:

– Жутковато тут, аж мурашки пробегают. Порасскажи, что за жизнь в зоне, ты чаще тут бывал.

Гаврила состроил на лице мину всезнайки.

– Людей тут много, особенно солдатиков из запаса. Трудятся они как «Папа Карло», но в этом лесу их пока не увидишь. Даны им объекты, там и вкалывают.

– Но что будет, если они заметят нас.

– Говорю тебе, не до нас им. Работают они так, что Павел Корчагин им и в подмётки не годится.

Дуб, расслабившись, вытянул ноги и с видом своего парня и разумнейшего пройдохи, промолвил:

– Да уж, хорошо, что наши предки выкрутили нас от армии. Могли бы вообще-то пристроить нас в военкомат, «хлебное» там место.

Гаврила расплылся в своей глупой улыбке.

– Эх, Дуб ты дуб! В военкомат тоже регулярно ходить надо, да и начальство там, кой–какое имеется. Так что лапки прижав, и послушненьким приходится бывать. Выгнали б тебя с треском, в два счёта.

Веселье Гаврилы Дубу совсем не понравилось, но он всё же продолжал его расспрашивать:

– Ну а на милицию если нарвёшься?

Взгляд Гаврилы опять попытался выразить, будто что-то наподобие мозга в его голове шевелится.

– Это конечно похуже. Задержат нас наверняка. Но и то, не такая уж беда. Разве не бывало, что попадались мы в их руки. Ну и что! Вытаскивали и вытащат нас родичи. Вот если повстречаешь войска, как говорится специального назначения, так те не разобравшись, могут и начать «палить», не предупредив даже.

Дуб заёрзал, сжавшись, сидя на стволе дерева. Гаврила же, увлёкшись, продолжал:

– Бывает ещё, проезжают всякие исследователи. Так те коротко выскакивают из машин, замеряют чего-то. Что мерят они? Так прямо говорю – не силён я в физике, химии и прочей ерунде, так что понятия не имею. Если они нас увидят, так, по своему разумению, посчитают нас круглыми идиотами. Случается ещё, лезут сюда коренные аборигены. Говорят – дескать, всё здесь оставили, даже скотину оставили запертой. Вообще-то, что правда, то правда, это. На то и мы здесь!

Закончив свою словесную тираду, Гаврила резко поднялся.

– Эх, хватит рассиживаться, да лясы точить! Пора и в путь дорожку!

Уставший Дуб недовольно посмотрел на Гаврилу.

– Что строишь грозного начальника? Что раскомандовался?

Гаврила снизошёл удостоить Дуба взглядом.

– Всё верно, ты должен слушаться меня!

– Почему это вдруг? – обиделся Дуб.

– А потому, что задница у меня ширше!

Дуб не нашёл, что ответить и неохотно поднялся. С сожалением взглянул на удобное поваленное дерево и осмотрелся вокруг. Тут ему показалось, что кто-то, похожий на человека, находится высоко в ветвях одного из деревьев. Дуб присмотрелся внимательней и закоченел от ужаса. Рассмотреть хорошо это существо среди ветвей было невозможно. Это было что-то вроде ряженного в страшном маскарадном костюме и с пугающей маской. Но всё выражало, что это не наряд, а в действительности такое страшилище.

Дуб не мог отвести взгляда от ужасного создания, единственно ему ещё хватило сил окликнуть Гаврилу. Гаврила недовольно приостановился и, хотел было обернуться и наставить на путь истинный разленившегося Дуба, но тут перед собой увидел огромнейшего кабана. Гаврила не мог и представить, что кабан может быть таких размеров. Клыки кабана, его налитые кровью глаза и стоявшая на загривке шерсть, могли заставить затрепетать кого угодно и не только такого лопуха, как Гаврила. Гаврила стоял, оцепенев, боясь издать хоть какой-либо звук.

Всё это время, что Гаврила стоял, замерев перед кабаном, показались ему вечностью. Вдруг он услышал вблизи, чем-то знакомый голос.

– Эй, что стоишь как истукан! Не бойся, Бобик при мне тебя не скушает!

Гаврила, всё ещё трясясь, осторожно повернулся на голос. К величайшему изумлению он увидел перед собой волосатого хиппи. Хиппи улыбнулся, как умел, и сказал:

– Говорю тебе Гаврила, не бойся. Это мой кабанчик. Вначале и я его испугался, но смотрю, привязался он ко мне и послушен, как пёсик. Да и назвал я его, словно собачонку, Бобиком. Он своё имя уже прекрасно знает.

Гаврила всё ещё дрожал, но уже спокойней посмотрел на хиппи. Тут он узнал в нём своего давнишнего знакомого Петьку, по прозвищу Леший. Лешего, на пару лет бывшего старше его, Гаврила знал не плохо. Он знал, что вырос Леший в добросовестно пристрастившейся к алкоголю семье и самостоятельным стал с малого возраста. В армии он не служил, так как с его психикой было что-то не в порядке. Хотя был он совершенно не агрессивный и спокойный хиппи, но всё-таки всем, в том числе и милиции, был известен как неисправимый вор.

Гаврила, всё ещё опасаясь Бобика и боясь сдвинуться с места, как только мог спокойней обратился к Лешему:

– Ты как тут оказался? Смотрю, настоящим лешим заделался.

Леший погладил свою длиннющую бороду и как всегда спокойно ответил:

– Уж очень мной в последнее время заинтересовались менты. Совсем мне не светит слушать их угрозы и запудривание головы, и уж совсем не по душе сидеть в их конуре. Как они не соображают, мне ведь тоже жить как-то надо. Предлагают мне дурни, идти пахать на всякие работы. Что я им ломовая лошадь, какая!? Небось, самих их туда вкалывать и кнутом не загонишь. Знавал я и раньше, что есть в этом лесочке укромная избёнка. Ну, а раз такое дело, отправился поглядеть, кто обитает в ней. Прихожу и вижу, стоит, одинёшенька, видно меня и дожидается.

Гаврила совсем уже успокоился, хотя старался ещё не делать резких движений.

– Ну что ж Леший, не пригласишь в гости?

– Отчего же не пригласить, – своим равнодушным голосом ответил Леший. – Да и недалече здесь, всего, каких пару часиков ходьбы, если идти поспешая.

На лице Гаврилы начала уже показываться улыбка.
– Тебя послушать, так я скороход какой-то, и ноги мои казённые. Постой-ка, где тут Дуб запрятался.

Гаврила начал озираться по сторонам. Вокруг только слышалось жуткое дыхание страшного леса. У Гаврилы пробежал мороз по коже, и сердце ушло в пятки. Он перестал уже думать об ужасном Бобике и всем своим нутром содрогнулся, когда до него, наконец, дошло, сколь опасно то место, где он находится. Гаврилу охватило чувство паники, он уже не соображал, что делает. Он начал носиться во все стороны и громко звать Дуба. Наконец Лешему удалось схватить его за руку. Он спокойно посмотрел на Гаврилу и тихо сказал:

– Не шуми. Здешние места шума не любят.

Гаврила понемногу начал успокаиваться под взглядом Лешего, хотя ещё продолжал немного дрожать.

– Со мной был Дуб. Где он! Не мог же он сквозь землю провалиться, – взволновано выпалил Гаврила.

– Нет тут твоего приятеля. Не веришь, сейчас велю Бобику поискать его. Если он тут, Бобик точно найдёт его, – равнодушно сказал Леший. – Эй, Бобик, поищи-ка, есть ли кто ещё здесь! – приказал Леший своему кабанчику.

Громадный кабан, легко подскочив, быстро пробежался вокруг и встал, ощетинившись, рядом с Лешим. Гаврила не мог и представить, что такая громадина может так легко и быстро двигаться.

– Видишь, нет никого здесь, – уверил Леший. – Бобик всё чувствует. Раз не ищет, так и искать некого. Надо уходить отсюда. Если идёшь со мной, то пошли.

Гаврила не мог поверить, что Дуб мог так бесследно исчезнуть. Но оставаться здесь одному, не согласился бы ни за какие деньги.

«Наверно, придурок Дуб со страху убежал куда-то, что и не найдёшь теперь», – подумал Гаврила. Как бы то ни было, Дуба больше никто никогда не видел.

Леший пошёл впереди, Гаврила поплёлся за ним. Замыкал шествие грозный Бобик. Гаврила пытался заговорить с Лешим, но тот был вовсе не словоохотлив. Наконец, в глухой чаще, показалась совсем даже симпатичная избёнка.

– Ну, вот мы и дома! – промолвил Леший.

Они подошли к дому. Бобик обежал вокруг него и, забежав в загончик, принялся что-то есть.

– Ну вот, Бобик проверил, нет ли гостей непрошенных, – сказал Леший.

Распахнул двери избы и пригласил Гаврилу:

– Что ж заходи, гостем будешь!

Гаврила вошёл внутрь и обомлел. Чего тут только не было. Все углы были завалены всевозможными дефицитами. Стены обвешаны картинами и зеркалами, на полках стояли дорогие вазы и всякие, видно дорогие, безделушки. Отдельно были развешаны охотничьи ружья и ножи. Было много книг, что в те времена стоило очень даже дорого. Выделялась музыкальная аппаратура, подключенная к аккумулятору и множество пластинок, это тогда тоже было настоящее богатство.

– Да, нечего сказать, шикарно ты устроился, – только и смог выговорить Гаврила.

– Люди ушли, всё оставили, а я живу тут. Вывозить отсюда ничего нельзя, так всё тут и находится. Говорят, всё добро надо захоранивать в «могильниках», так я и живу, как в могиле.

Гаврила всё ещё стоял в изумлении, когда Леший сказал:

– Зашёл в гости, так просим к столу! Угостимся, чем бог послал!

Леший включил спокойную музыку, но конечно роковую, как и положено хиппи. Посмотрел на Гаврилу, который как-то неуклюже и с опаской сидел у стола.

– Смотрю, устроился уже. Хорошо, будь как дома. Только сходим-ка сперва в амбарчик, принесём снедь кой-какую.

Гаврила неуклюже поднялся и робко поплёлся за Лешим. Спустились они в холодный и тёмный погреб. Леший зажёг керосиновую лампу. Гаврила выпучил глаза на висевшие окорока и колбасы, всяческие маринады в банках, груды разных консервов и целую коллекцию бутылок с напитками. Леший же равнодушно сказал:

– Ну, выбирай, что понравится из жратвы и прихватим пару бутылочек, надо же встречу как-то отметить. Что ты предпочитаешь - коньяк, виски или джин? Мне так больше по душе простая водка, а ещё лучше хороший самогон, той же дрянью, разве только побаловаться.

Гаврила отрезал от висевшего окорока кусище мяса и набрал разных закусок. Леший прихватил здоровенную бутыль с самогоном, перед этим открыв её и с самодовольным видом дав Гавриле понюхать. Затем Леший задул керосинку, и приятели вернулись в комнату. Расставив всё принесённое на столе, они сели трапезничать.

После всего пережитого за день, Гавриле не очень лезли куски в горло. Леший же наполнил обоим стаканы самогоном.

– Что ж, Гаврила, давай за встречу! – И посмотрев на стакан, добавил: – Слышал я, это лучшее лекарство от радиации.

Гаврила как-то не весело ухмыльнулся.

– Ну, такое лекарство мне по душе.

Застольные посиделки были совсем не жизнерадостны, хоть и играла неплохая музыка, и на столе было всего вдосталь. Гаврила поднимал стакан за стаканом, даже не всегда дожидаясь Лешего. Вскоре Гаврила совсем захмелел, и Леший помог ему добраться до свободной кровати.

Заснул Гаврила моментально. Ночью ему снились сны с множеством событий, но он не мог их припомнить, алкоголь брал своё. Но сон перед его пробуждением, он ощущал всей своей душой и чувствовал телом всё вокруг, что там происходило, словно всё это было наяву. Таких снов Гаврила ещё не видал, и никогда ощущения не были так сильны. Если бы кто спросил Гаврилу, он смог бы хоть когда рассказать о своих переживаниях и испытанных страданиях во сне.

* * *

Сон Гаврилы:

Гаврила был витязем дружины древней Руси. Шёл самый разгар неравного боя с нападавшим войском татар. Русских дружинников было намного меньше. Они стояли в длинник, за их спинами была широкая река, а перед ними расстилалась широкая степь, полная наседающих на них татарских воинов. Выставленные острые копья дружинников, не позволяли татарам приблизиться. Но татар было слишком много, не могло быть и речи о наступлении на них. Некуда было и отступать или прорываться сквозь армаду неприятеля. Ждать помощи, тоже не было надежды. Облако, летящих на дружинников стрел, застилало небо. Гаврила понимал, это конец. Но он был полон ярости, и чувство безысходности только ещё усиливало её.

Наконец, под потоком стрел, пало немало дружинников. Ряды русских воинов расстроились, и всё перемешалось. Гаврила бросил копьё в мчавшегося на него татарина и вооружился тяжёлым кистенём. Он прикрывался щитом, и каждый удар его кистеня поражал противника, ибо был несказанно силён. Шла яростная и бескомпромиссная сеча. Множество татар и дружинников лежало вокруг. Вдруг тяжёлый удар опрокинул Гаврилу на землю. Татарские кони промчались прямо по нему. Но Гаврила не чувствовал боли, в бою боли не чувствуешь. Он только безуспешно пытался подняться и пустить в дело свой кистень.

Бой закончился. Маленький отряд дружинников был уничтожен. Гаврила лежал, притворяясь мёртвым. Ему трудно было удержать стон, теперь его раны, по-настоящему, болели. Он видел только, что творилось вблизи него. Но звуки и вид происходящего, приводил в ужас. Татары развели костёр, но основным топливом для него служили тела сражённых дружинников. Некоторые из его боевых товарищей были ещё живы, но татары, без лишних церемоний, рубили их на куски и, не обращая внимания на крики несчастных, бросали в пламя куски тел.

Татары расселись вокруг костра, и пили вино. Громадным столом и скамьями при нём, им служили тела русских воинов. Одним из празднующих татар был он сам. Это трудно объяснить, но лежащий смертельно раненый дружинник и сидящий за страшным столом татарин, хотя были разные люди, но оба они были им же, Гаврилой. Тут «Гаврила татарин» заметил, что «Гаврила дружинник» ещё жив. Он со смехом, захватив с собой нескольких других татар, подошёл к «Гавриле дружиннику». Татары схватили витязя за ноги и подтащили к ужасному костру. Все татары смотрели на «Гаврилу дружинника» и смеялись. «Гаврила татарин» поднял у «Гаврилы дружинника» кольчугу и разрезал у него кривым кинжалом рубаху и штаны, обнажив голым живот.

Спящий Гаврила пытался сопротивляться с самим собой, в обличии татарина. Эти усилия спящего были особенно страшны. Тут «Гаврила татарин» поднял кинжал, чтобы распороть живот у «Гаврилы дружинника». Спящий Гаврила был в ужасе. Он кричал сам себе во сне:

– Что же я делаю! Остановись!

Но нож «Гаврилы татарина» не остановился. Спящий Гаврила ощутил пронизывающую боль, когда кинжал вспорол живот у «Гаврилы дружинника» и кишки полезли наружу. «Гаврила татарин», смеясь, вырвал все кишки. Выхватил из костра горящую руку какого-то воина и прижёг ей, обливающиеся кровью раны «Гаврилы дружинника». Затем, под смех других татар, напихал в живот земли и, вытащив грубую иглу, заштопал живот.

Когда «Гаврила дружинник» корёжился на земле, спящий Гаврила ощутил, ещё никогда не испытанную им доселе, боль. Боль эту можно разве сравнить с чувством, когда сильнейше болят все зубы одновременно, а вместо пломб, прямо в их нервы завинчивают винты или забивают гвозди.

* * *

Гаврила проснулся, почувствовав, что кто-то трясёт его за плечо. Гаврила был весь в поту, сильно болела голова, и ныло всё тело. Он ещё некоторое время не мог прийти в себя. Ещё не понимая, где находится, он был весь во власти своего сна. Тут до него начало доходить, где он, и реальным стал стоящий возле кровати улыбающийся Леший.

– Что мечешься и визжишь, как свинья, будто тебя режут? – с насмешкой, своим спокойным голосом, проговорил Леший.

Гаврила всё ещё лежал и смотрел, выпучив глаза. Леший же продолжал:

– Вставай и садись к столу. От вчерашней вечеринки почти всё ещё осталось и тебя дожидается. Поправишь здоровье, глядишь, и страхи пройдут.

Гаврила лениво встал и поплёлся к столу, по обычаю хиппи, даже не умывшись перед этим. Леший уже ждал его, сидя в удобном кресле.

– Ну что, Гаврила, – заговорил Леший. – Увидел сон интересный? Так вот, послушай. Все думают, среди хиппи одни олухи. Но попадаются и среди нас интересные персоны. Один мой приятель рассказывал уж очень мудрёные вещи. Говорил он, о каких-то генах человека и всей живой твари. Говорил о памяти, хранящийся в них, дескать, и рефлексы потому мы имеем с рождения, и знаем то, о чём и сами не ведаем. Я хотя и не такой учёный, но думаю, здешний климат расшевелил запрятанную память. Теперь не только рефлексы ту память отражают, но видим мы и кой-какие картинки из жизни предков. Правда, не постоянно это и, как знаю, не у всех то бывает.

Гаврила поднял изумлённый и уважительный взгляд на Лешего. Не ожидал он от него такой мудрости.

– Ну-ка, намекни хоть, что тебе привиделось, – попросил Леший.

– Чушь и страх какой-то. Был я и русский витязь, и татарин в одном лице. Ужас один, что татарин вытворял.

– Видишь, поучительно как. Вроде извечные враги, а потомство одно, и одна кровь. Понаделали грехов предки наши, думали так и пройдёт. А нет же, в твоём лице чувствуют, что вытворяли. Видно и ты не лыком шит, если видишь одни их мучения, а не славные деяния и потехи.

Леший, закатив глаза, продолжал:

– Какой я стал умный, поживя тут отшельником, аж самому противно. Ты знаешь, мне ещё кажется, набираемся мы всякой всячины вообще от всего понемножку. К примеру, мы едим и, это попадает нам в кровь, но, в конце концов, и нас съедят обязательно. Сколько червей собирается на пир, когда умрём мы, и откуда они только берутся. Что от червей останется, доест земля и растения. Пришлось однажды мне, помогать могильщику, перезахоронить какого-то лоха, умершего давным-давно. Так мы дорылись до остатков гроба, а там пусто. Могильщик был упорный, рыли ещё, каких полтора метра. И, ты знаешь, нашли-таки косточки. Земля начала заглатывать их в себя. А начали вытаскивать их, так все они в корнях. В череп через все отверстия корни влезли - и через глаза, и через нос. Так что, и деревцу вкусненького досталось.

Гавриле, от такой речи Лешего, легче на душе не стало. Он налил себе ещё стакан самогона. Леший с укором посмотрел на него.

– Хорошо Гаврила, выпей, как говорится, на вторую ногу и хоре. Насмотрелся я вдосталь на своих папашу с мамашей. Сам таким быть не хочу и другим не советую. Конечно, хиппи - первый шаг до бомжи, но я так постараюсь второго шага не делать.

Сказать по совести, Гаврила и сам был не прочь сматывать удочки, Леший же предложил ему:

– Соберу я тебе, кой-каких вещичек. Ты найдёшь, кому сбыть их. Принесёшь мне денежки, ещё получишь. Что лазить тебе, неизвестно где, а я уже тутошний и много чего хорошего припас.

– Небось, и золотишко где припрятал? – съязвил Гаврила.

– Ты на меня не смотри, бери что дают. Только не рассказывай никому обо мне. Иначе не только моё спокойствие нарушишь, но и себе приключения на голову накличешь.

Леший собрал полный рюкзак всякого дефицита и, по тем временам, настоящего богатства, и, подумав, сказал:

– Знаешь, ещё какое дело. Ты, конечно, не впервой в этих местах, но, в этой округе, особенно странные вещи творятся. Может, тут демоны, какие обитают. Надо тебе поостеречься. Говорят, вампиры чеснока не уважают. Что до демонов, кто его знает, чего они не любят. Может, также чеснока, а может, солдатской кирзухи или душистых цветов. Так что, мой милый, про всякий случай, пахнуть тебе советую, как настоящему гусару, всем – от лошадиного помёта и алкогольного перегара до шикарных французских духов.

– Думаешь, это поможет? – засомневался Гаврила.

– Должно помочь, – уверил его Леший. – У тебя, небось, тоже аппетит отшибло бы, если б еда пахла поносом и выглядела, как дресня с рвотой вперемешку. Им же тоже, кой-чего выглядит не лучше.

– Так ты хочешь сказать, что ты почти гусар, – засмеялся Гаврила.

– Мне и не надо быть гусаром, – отрезал Леший. – Для хиппи, быть вонючим, престижно.

С этими словами Леший достал пузырёк хороших французских духов и, не жалея, полил их на Гаврилу.

– Ну, вот теперь хорошо. От тебя разит почище, чем от сортира, так и подушили ещё малость. На, бери, что осталось в пузырьке. У меня такого добра, хоть пруд пруди.

Гаврила взвалил тяжёлый рюкзак на плечи и вышел из избы. Леший со страшным Бобиком отправились проводить его до границы страшного леса. По пути Леший указывал приметы, чтобы Гавриле, в следующий раз, было легче найти дорогу до жилища Лешего.