Песнь битвы
Шхуна “Стремительная” рассекала волны Баркендийского моря, двигаясь от Мильских островов к побережью Эркании. Был полдень, и в кают-компании начинался очередной раунд охоты на волков. Так госпожа Ирба окрестила попытки привить ее деду, старому морскому волку адмиралу Найхао, любовь к прекрасному.
Адмирал возвращался из Дарбаргтоса, где пытался уговорить мильского короля усилить борьбу с пиратами. Острова в последнее время стали центром морского разбоя.
Правда, старый моряк был твердо уверен в бесполезности этой затеи, так как по непроверенным сведениям самый грозный пират Баркендийского моря прекрасная Тилита по совместительству еще и являлась дочерью короля. Подтвердить сию версию, впрочем, никак не удавалось. Совпадение имен, тяга к музыке и стихосложению, частое отсутствие принцессы в столице не тянули на веские доказательства. А других… По слухам, предводительница пиратов была прекрасна, поэтична, музыкальна, образованна, умна, хитра, хладнокровна и кровожадна. Последнее больше всего походило на правду. Никто еще после встречи с нею домой не вернулся. Так что истории о личном оркестре Тилиты, который перед каждым нападением играет некую “Песнь битвы” сочинения капитанши пока оставались непроверенными. Хотя знающие люди в один голос утверждали, что песня просто божественна.
Принцесса была прекрасна, поэтична, музыкальна, образованна, легкомысленна, ветрена и взбаломошна. Представить ее с саблей на качающейся палубе не мог никто, кроме старого Найхао. Балы, поэтические вечера, встречи с известными сочинителями. Скромный Дарбаргтос быстро стал центром высокой культуры. Чем прибавил головной боли адмиралу. Судоходство в Баркендийском море резко увеличилось и состояло теперь не только из кораблей философски настроенных купцов, но и из яхт золотой молодежи. Не всякий доплывал до Дарбаргтоса. Еще меньше возвращалось обратно. У всех находились любящие родственники, имеющие влияние при дворе. Бурный поток упреков на седую голову Найхао креп с каждым месяцем. Причем все эти любящие родственники единогласно отвергали адмиральскую версию о причастности короля и принцессы к нападениям. Так что, по личному приказу императора Найхао отправился на переговоры с заочным врагом, и ему даже не разрешили взять флот, а ограничили всего-навсего одним кораблем.
Арсем Первый подложил еще одну свинью. В качестве сопровождающих он навязал четырех, как выразился адмирал, законченных придворных хлыщей. Точнее, их было пятеро, но последнего с самого начала закантовали в каюту, из которой он в течении всего путешествия не выходил, благо, удобства там имелись. Было непонятно, зачем его взяли, пока фраза одного из хлыщей “Вот прицепился же к нам, придурок рогатый” не внесла некоторую ясность. Во-первых, высококультурные придворные не чурались иногда опускаться до простых выражений своих сложных чувств. Во-вторых, их приятель, похоже, обманулся в большой и единственной любви кого-то к нему и решил совместить заклеивание разбитого сердца с небольшим развеивающим путешествием. Заклеивание проходило столь ударными темпами, что Найхао начал опасаться, доедет ли загадочный пассажир до Дарбаргтоса живым. Однако Лиуис Ларатулья, большой ценитель изящной поэзии и неплохой лекарь, сказал, что легкая меланхолия еще никогда серьезно не вредила здоровью их приятеля. Оставалось только завидовать столь выдающейся крепости организма. Иногда, правда, тот давал сбои, и бедный Рогриго, как звали его друзья, начинал биться воображаемыми рогами о стену. Грохот стоял еще тот.
Если Лиуис и Рогриго еще подавали какие-то надежды, то оставшиеся были самыми настоящими паршивыми овцами в стаде. Корволандиус, воспевающий красоту человеческого тела, обладал могучей гармоничной фигурой и мог бы сойти за профессионального военного, если бы не полированные ногти, завитые волосы, пара слоев косметики на лице и стойкое нежелание заниматься чем-нибудь, кроме пустой болтовни и холения своих божественных телес. Аиделар Рохасский, менестрель ночи, не умел по-человечески ни петь, ни играть, а издавал под долбление по струнам лиры жуткие завывания. Остальные в один голос заявляли, что это – наиболее продвинутый стиль, и более проникновенных песен они еще не слышали. Последний, Думутрусакогава, был любителем эксцентричного изложения, то есть, когда не разговаривал, ел или спал, бормотал что-то под нос, изредка прерывая это дикими выкриками. Одним словом, смотреть противно и слушать тошно. А слушать приходилось.
Ибо еще одной проблемой было присутствие на борту девушки. Ирба, внучка адмирала, давно хотела посмотреть на новоявленный центр мировой культуры. И когда такая возможность стала реальной, начала осаду деда. Тот, впрочем, по мягкосердечию своему долго не сопротивлялся. Не знал еще тогда о столичных гостях. В противном случае старый Найхао был бы тверд как скала.
Увы, обещанного не воротишь. Позволять залетным модникам разлагать невинное дитя адмирал не мог. Мечты об отступлении в камбуз пришлось оставить, и до самого Дарбаргтоса Найхао пытался противостоять попыткам втянуть свою внучку в лоно столичной культуры. Чем сильно возмутил пассажиров. Так пренебрежительно относиться к современному искусству! И до самого прибытия в кают-компании шли споры, так позабавившие Ирбу.
В Дарбаргтосе от адмирала временно отстали. Столько развлечений, столько мест, столько знакомств. “Главное, -- сказал Лиуис Ларатулья, немного ознакомившийся до поездки с ситуацией, -- найти принцессу и не терять ее из виду.” К огромному облегчению Найхао, Ирбе никак не удавалось не терять из виду самого Лиуиса и остальных, так что очарование города не было усилено всячески подчеркивающими это очарование айдзам-дамаильскими бездельниками. Лучше бы, конечно, все остались на корабле, но столь разумного поведения придерживался лишь загадочный Рогриго. И что он дома не остался?
У самого адмирала дела шли не блестяще. Совсем не шли. Король был готов на любые действия, кроме совместных с эрканийским флотом. Приходилось глотать обещания, мило улыбаться и понимать, что ничего не изменится. Мильский флот выйдет в море, кого-то даже поймают и повесят, но, как и раньше, прекрасная принцесса уйдет охотиться за кораблями. Вместе с тысячами других морских ловцов человеческого добра.
В довершение всех бед половина команды слегла с загадочным недугом. Пришлось срочно отыскивать Лиуиса Ларатулью. Проведя осмотр, ценитель изящной поэзии уединился с Найхао и сказал, что подозревает отравление. Отъезд был ускорен. Недовольной осталась одна Ирба. С друзьями господин Ларатулья успел провести образовательную беседу.
В море жизнь быстро вошла в прежнюю колею. Количество народа на палубе сократилось, но в кают-компании все шло как и раньше. Надеждам адмирала на то, что несчастный влюбленный наконец выберется из своей каюты, не суждено было сбыться. Хотя тот, по заверениям друзей, и пребывал в почти полном здравии. То ли имел большой запас столичной продукции, то ли в состоянии легкой меланхолии загадочного Рогриго не брала никакая отрава. Остальные продолжали доставать Найхао. Тот терпел. Эрканийский берег, а с ним и конец приобщения, приближался.
Обед начался обычно.
-- Когда вы, наконец, смените имя этого корабля? – поинтересовался Лиуис Ларатулья. – Существующее, на мой взгляд, примитивно и прозаично. Как вам нравится “В яростном порыве безумной страсти к великому седому океану стремительно пронзающая тяжелоструйные волны его своим точеным стреловидным килем”?
Остальные три представителя мира искусства одобрительно закивали. Новое название предлагалось не в первый и, похоже, не в последний раз.
-- Ну надо же, вы смогли выучить слово “киль”, -- ухмыльнулся адмирал. – такая жертва во благо прекрасного.
-- Похоже, это имя дедушке тоже не понравилось, -- лукаво заметила Ирба.
-- Не понравилось. В нем на пятнадцать слов больше максимально возможного и на семнадцать слов больше разумно необходимого.
-- Почему вы так упорно цепляетесь за столь плебейское название? – спросил Лиуис. – В людях надо развивать тягу к прекрасному. Те, кто будут плавать на корабле со столь возвышенным названием…
-- Их засмеют.
-- Почему?
-- Лиуис, у вас дети есть?
-- Никогда об этом не думал.
-- И не думайте. Увы, у нас имя почти всегда дает отец.
-- Имя? Да, я как-то упустил из вида эту сторону. И правда, вырастить из сына благородного поэта со звучным именем…
-- Не разгоняйтесь. Оно не должно быть длиннее императорского титула.
-- Мы работаем над этим, -- вздохнул Аиделар Рохасский. – Но император, что странно для столь просвещенного человека, отвергает наши изумительные творения.
-- Бережет время послов и казенный пергамент.
-- Императора не заботят столь прозаические причины.
-- Да? А что тогда?
-- Он терпеливо ждет, когда мы создадим нечто безупречное.
-- А пока разумно пользуется старым титулом. Хорошего, так сказать, понемножку.
-- О, сокрушитель могучий врагов государства, морей покоритель и воин трясущихся палуб…
-- Просто Найхао!
-- Ладно, о мой морской друг Найхао. Прекрасного не бывает мало. Просто не все в состоянии постигнуть его глубину. Ах, если бы каждый смог изъясняться возвышенно.
-- Ну нет, спаси нас боги. Час рассказывать то, на что нормальному человеку хватает двух пяти-шести слов.
Адмирал немного приврал. За прошлым обедом Аиделар Рохасский пять часов терзал присутствующих своим пением, из которого стало ясно, что великий поэт плохо спал ночью.
-- Но в столь прозаичном выражении собеседник теряет тонкие стороны вашей многогранной души, -- вклинился Корволандиус. – Вы не можете выразить всю глубину чувств в нескольких словах.
-- Я и не собираюсь. То, что я говорю, должно быть просто и понятно.
-- Но собеседник должен постичь ваши томления и метания.
-- Пока матросы будут постигать мои томления и метания, корабль утопят.
-- Не стоит понимать все слишком буквально. Иногда, для пользы дела, приходится идти на некоторые компромиссы. Но в обычной жизни… Как было бы прекрасно, если ваши матросы разбирались бы в тонких чувствах, изящном разговоре, приятном пении.
-- В пении они, можете мне поверить, разбираются.
-- Вы называете те дикие звуки, которые они время от времени издают, пением? Это же просто невозможно слушать! Драние глоток безо всякой возвышенности и духовности.
-- Духовности хватает. А возвышенность и не нужна. Мои люди не привыкли парить в облаках.
-- При чем здесь облака. Я о правильном культурном воспитании. Извините, но ваши грубияны только смеются над нашими выдающимися творениями. А вот если бы смогли проникнуться их красотой. К сожалению, на такое здесь, и не только здесь, способны немногие.
-- Даже в славном Дарбаргтосе?
-- Увы, и в центре культуры немного истинных ценителей. Не говоря уж о населении островов в целом. Из всех этих морских волков, похоже, только один человек сможет по достоинству оценить наши старания.
-- Тилита? Не советую встречаться.
-- Вы верите всяким сказкам? Человек искусства не может быть столь жестоким. Написать “Песнь битвы” и банально резать команды.
-- Не знаю, банально или не банально, но могу сказать, скольких отправила на тот свет команда вашей поэтессы.
-- Увольте от столь жутких подробностей. Тилита – утонченный человек, и вряд ли опустится до такого. Принцесса мне рассказывала…
-- Ах да, вы же лично знакомы с пираткой.
-- Оставьте вашу манию, адмирал. Представить принцессу в крови, на качающейся палубе. Я столько раз с ней беседовал, и могу вас уверить…
-- Уверяйте сколько угодно. Я твердо знаю, что они – одно и то же лицо. Когда поймаю Тилиту, пришлю вам приглашение. Убедитесь сами.
-- Как нехорошо. Так клеветать на столь возвышенную девушку. Вы бы знали, сколько она понимает в поэзии, музыке, танцах.
-- Мне плевать, в чем она разбирается. Тилита будет поймана. И казнена, даже если окажется принцессой.
-- Вы, похоже, просто завидуете.
-- Чему? Я тоже неплохо разбираюсь в музыке и танцах. Только в последнее время появилось очень мало хороших вещей.
-- Столько людей искусства трудится в поте лица – и очень мало!?
-- Похоже, не всем дано.
-- Вы просто ни в чем не разбираетесь, Найхао! Ну, станцуйте нам что-нибудь.
-- Сейчас не хочется.
-- А когда?
-- Когда? Знаете, когда вашей Тилите отрубят голову, я, так и быть, станцую что-нибудь современное.
-- А если ее никогда не поймают?
-- Тогда придется поверить мне на слово.
-- Друзья, не ссорьтесь, -- прервал спор Аиделар Рохасский. – Лучше послушайте мою последнюю балладу.
-- Вы хорошо спали этой ночью, Аиделар? – поинтересовался Найхао.
-- Замечательно. Чему, собственно, я и посвятил песню.
От выслушивания шедевра адмирала спас помощник.
-- Подозрительное судно, -- шепнул он. – Будет неплохо, если вы появитесь на мостике.
-- Господа, -- встрепенулся Найхао, -- дела службы. Очень жаль, но сейчас я не могу прослушать творение нашего великого менестреля. Продолжайте без меня.
Пару часов без надежного присмотра Ирба может провести. Адмирал покинул кают-компанию и прошел на мостик.
Неизвестное судно шло на сближение. По виду – типичный пират. Но мало у кого из пиратов хватает наглости атаковать эрканийский военный корабль.
-- Какое у него название? – Найхао напряг глаза.
-- “Несущая смерть по синим волнам моря”, -- прочитал помощник. – Дурацкое имя.
-- А по-моему, очень поэтично, -- раздалось за спиной. – Хотя и несколько мрачновато.
Адмирал обернулся. На палубе стояли внучка и четыре столичных гостя.
-- Что вы здесь делаете?
-- О, вышли посмотреть. Корабль, выплывающий из-за горизонта. Это так романтично. А еще и название. Сейчас, адмирал, вы убедитесь в необоснованности своих подозрений.
-- Каких подозрений?
-- Оркестр я уже вижу, -- вздохнул помощник.
-- Тилита? Действительно, кто еще может. Что за невезение. Дождался, наконец, встречи, а половина команды никуда не годится.
-- Это, наверное, был заговор, -- восхищенно сказал Лиуис. – Отравление команды только для того, чтобы мы могли насладиться ее изумительной песней. Думаю, эта достойная девушка прослышала о таких ценителях, как мы, и решила непременно выслушать наше мнение. Ирба, вы слышали о “Песне битвы”?
-- Вон с палубы, придурки! – заорал Найхао.
-- Вы о ком говорите? – обиделся Ларатулья.
Краткое пояснение, состоявшее по большей части из резких слов, не принятых в приличном обществе, заставило четверых скрыться в своих каютах. Любитель изящной поэзии остался.
-- Даже несмотря на сильное неудовольствие, получаемое в данный момент от вашего общества, я не могу отказать себе в возможности послушать столь знаменитую в этих краях песню.
-- В гробу послушаешь.
-- Что?
-- Ложись!
Лиуис оперативно выполнил просьбу заботливого адмирала. В следующий миг их накрыл поток арбалетных болтов. Матросы “Стремительной” по мере возможности отвечали, но силы были неравны. Пираты без труда подошли вплотную. Кинули абордажные крючья, опустили мостики. И наступила тишина.
-- Похоже, сейчас будут петь, -- сказал Найхао.
-- Вы думаете? Как я ждал этого момента! – Ценитель изящной поэзии отряхивался. – Мой костюм не сильно пострадал?
-- Как новый, -- хмыкнул адмирал. – И как у вас это получилось?
-- Главное – все делать с изяществом. Так, а где очаровательная атаманша?
-- Вы хотели со мной встретиться, адмирал? – Оба увидели девушку на капитанском мостике. – Я люблю идти навстречу хорошим людям. Поэтому, собственно, и пришла.
-- О, принцесса, какая неожиданная встреча, -- Ларатулья склонился в изящном поклоне.
-- Может, в другой раз? – менее учтиво сказал Найхао. – Сегодня я несколько не готов к встрече.
-- Увы, именно сейчас я решила осчастливить вас своим выступлением.
-- Какая честь. Мильская принцесса будет петь для старика.
-- Личная просьба папочки. Его очень позабавили ваши планы покончить с пиратством при помощи мильского флота.
-- Ничего, у меня в запасе есть еще идеи.
-- Охотно верю. Поэтому и здесь. Господин Ларатулья, вы то что застыли?
-- Поражен, удивлен, восхищен. Принцесса-пират. Мы сочиним об этом немало прекрасных баллад.
-- Боюсь, придется ограничиться одной. И то в моем исполнении.
-- Вы говорите о “Песне битвы”?
-- Да. Хотите послушать?
-- Давай без этой высокой чуши, -- не выдержал адмирал. – Драться так драться.
-- Как вы можете так говорить! – ахнул любитель изящной поэзии. – Лишать людей шанса услышать столь выдающееся произведение. Что означает побывать на Мильских островах и не услышать “Песнь битвы”?
-- Что ты живым домой вернулся, -- буркнул адмирал.
-- Опять вы за свои мрачные сказки.
-- Какие сказки? – спросила Тилита. – Что я убиваю всех своих пленников? Чего только люди не насочиняют. Хотя нет, я их действительно убиваю.
-- Это что, шутка?
-- Что вы. Совершенно серьезно.
-- Но люди высококультурные, как правило…
-- В каждом правиле есть свои исключения. Не беспокойтесь, господин Ларатулья, некоторое время вы еще поживете. Да и ваши друзья тоже. Интересные люди, не смогу быстро расстаться. Где они, кстати?
-- Удалились в каюты, дабы не оскорблять свои тонкие чувства грубостью сражения. Пригласить?
-- Ничего, услышат и там. Никто не будет против, если я начну?
-- Конечно, конечно, -- закивал Лиуис.
-- Пусть поет, -- подержал его помощник. – Наши люди подготовятся к бою.
-- Пусть поет, -- сказал Найхао.
Оркестр заиграл. Тилита запела.
Что это была за песня! Боль, ярость, восторг – все сплелось в волшебстве слов и музыки. Те, кто уже собрался умирать, слушали, затаив дыхание.
Наконец песня кончилась. Принцесса раскланялась.
-- Божественно! – закричал любитель изящной поэзии. – Не знаю, как достоверность, но слог, музыка…
-- С достоверность тоже все в порядке, -- заверил его адмирал. – Но исполнителю все равно когда-нибудь отрубят голову. Это уже вопрос не искусства, а жизни.
-- Предпочитаю умереть в постели! – весело крикнула Тилита. – Господа, не вижу смысла тянуть!
-- Ваше Высочество, -- попросил Лиуис Ларатулья, -- не могли бы вы дать мне пять минут на переодевание? Этот костюм жалко портить в сражении.
-- Хорошо, я подожду. Да, и вытащите своих приятелей. Мне хочется на них полюбоваться. Особенно на рогатого влюбленного.
-- Он не влюбленный, -- усмехнулся ценитель изящной поэзии. – Он просто рогатый.
Пять минут Лиуису Ларатулье не дали. На палубу, как обычно бормоча себе что-то под нос, вышел Думутросакогава. На этот раз эксцентричное изложение закончилось дутьем в кулак. По пиратскому кораблю прошел резкий порыв ветра, сбивая людей и срывая паруса.
-- Это что такое!? – закричала принцесса.
Ей еще пришлось поудивляться. Появившийся следом Аиделар Рохасский изящно взмахнул рукой, и четыре устоявших на ногах арбалетчика упали, сраженные метательными ножами. Корволандиус, закованный в очень неэстетичное, но чрезвычайно полезное для сбережения его драгоценного тела железо, пробежался по мостику и врубился в толпу поднимающихся на ноги врагов. Загадочный Рогриго, по этому случаю оторвавшийся от своего основного занятия, не стал утруждать себя поисками перехода. Прыжок, взмах секиры, и три человека расстались со своими головами. Четвертый был поддет на самые настоящие рога и отправлен за борт.
-- Вот это искусство! – восхищенно заорал Найхао. – А вы что застыли, лентяи!? На абордаж! Нет, такую поэзию я понимаю.
Слухи о событии были туманны и противоречивы. Газеты тоже не внесли ясность. “Императорский вестник” напечатал длинное интервью с тем, кто пленил Тилиту. “Вестник Стоупкера” честно написал, что не может задать несколько вопросов герою по причине глубокого и продолжительного запоя последнего. Поверили Стоупкеру. Матросы хвастали кто во что горазд, а главные действующие лица таинственно молчали. Говорили, что это связано с готовящейся морской экспедицией на Мильские острова, результатом глубокой проницательности старого Найхао и действий шпионской группы, маскировавшейся под увлекающихся изящными искусствами столичных бездельников.
Как бы то ни было, а мильская принцесса была казнена на центральной площади Айдзам-Дамаила при большом стечении народа. Не обошлось без происшествий. Сразу после казни какой-то пьяный старик сплясал возле плахи модный столичный танец. Нечего давать опрометчивые обещания. И осталась от Тилиты лишь песня. Она быстро стала сверхпопулярной, исполнялась на базарных площадях, в тавернах, имениях богачей. В императорском дворце ее играл помилованный по причине виртуозности единственный в мире пиратский оркестр. Первый в империи менестрель Маркус Шестиструнный любил рассказывать своей очередной даме сердца:
-- Какое глубокое произведение. Когда его исполняет пиратский оркестр, все застывают в благоговении. Какая жалость, что наш добрый император все-таки не помиловал Тилиту. Мой хороший друг, клирик Ле-Рату, говорил, что при ее пении сия песня наиболее точно передает дух сражения. А он, можешь мне поверить, дорогая, в этом искусстве хорошо разбирается.
|
